– Никто не знает, что я навещаю его.

– Это как?

– А никак, – ощетинилась Барри. – Как хочешь, так и понимай. – об их с Дэйли дружбе не знала ни одна живая душа, и у нее не было ни малейшего желания объяснять, почему так повелось. Тем более Бондюрану. – Так что никому не придет в голову искать меня здесь. Тут мы в безопасности.

– Ладно, – угрюмо проворчал он. – Тогда я буду спать здесь. А ты отправляйся в гостевую комнату, на эту твою кушетку.

Барри поплелась по коридору, с трудом переставляя ноги. Она была совершенно вымотана – как физически, так и морально. Такое с ней было впервые.

Добравшись до гостевой спальни, она порылась в шкафу и выудила из него пару пижам, которые показались бы уродливыми даже на непритязательный вкус Дэйли. Выбрав одну, более-менее приличную, Барри отправилась в ванную.

К этому времени она уже двадцать четыре часа провела на ногах. Глаза слезились, мышцы и суставы ныли. Падая, Барри до крови ободрала колени. Проглотив пару таблеток аспирина, обнаруженных в шкафчике Дэйли, она набрала полную ванну и, блаженно застонав, с головой погрузилась в горячую воду. С наслаждением вымывшись, Барри вытянулась в ванне и закрыла глаза. Горячая вода смогла облегчить лишь физическую боль, но не душевную. И сейчас сердце Барри обливалось кровью. Конечно, если сравнить, сколько людей ежегодно гибнет в войнах, разных катаклизмах и автокатастрофах, смерть собаки покажется мелочью. Но для Барри это было не так. Ближе Кронкайта у нее никого не было. Как она ни пыталась удержаться от слез, все было напрасно.

Тихий звук капающей из крана воды странным образом подействовал на нее успокаивающе. Слезы струились у нее по щекам, скатывались по подбородку, капали на грудь, стекали вниз, прокладывая соленые дорожки по животу. Барри плакала так долго, что, казалось, у нее уже не осталось слез, но стоило ей вспомнить очередной смешной или трогательный эпизод из их с Кронкайтом совместной жизни, как вновь к глазам подступали слезы.

Так продолжалось до той минуты, пока ее спины не коснулось дуновение холодного воздуха, подсказавшее, что она уже не одна. Барри осторожно открыла глаза. В дверях стоял Бондюран и молча смотрел на нее во все глаза.

Барри не шелохнулась. Метаться в поисках полотенца, чтобы прикрыться, было уже поздно. Да и незачем – все равно он уже успел увидеть все, на что имело смысл смотреть. И потрогать, кстати, тоже. Все самые сокровенные места. И внезапно тело Барри повело себя точно так же, как в то утро в его спальне. Ее вдруг обдало жаром.

– С тобой все в порядке?

Барри смущенно кивнула. Язык словно присох к гортани.

– Но ты плакала.

Не зная, что ответить, Барри продолжала молча таращиться на него. Она осмелилась моргнуть только раз – когда Грей, на мгновение отведя глаза в сторону, окинул ее с головы до ног жадным взглядом.

– Ракета, Бродяга и Док, – сердито буркнул он вдруг.

Ничего не понимающая Барри покачала головой.

– Мои лошади. Как видишь, у них есть имена.

С этими словами Бондюран выскользнул в коридор и плотно прикрыл за собой дверь.

Глава 16

Следующим утром сенатор Амбрюстер явился в Белый дом чуть ли не на рассвете и заявил, что ему срочно нужно увидеться с президентом. Амбрюстеру сообщили, что президент проснулся, но еще не выходил из личных комнат. Сенатор ответил, что подождет. Его провели в кабинет и предложили кофе. Он допивал уже вторую чашку, когда в кабинет стремительно вошел Дэвид Меррит, как всегда подтянутый, но как будто слегка раздраженный.

– Простите, что заставил вас ждать. Что-то срочное? Спасибо, – поблагодарил он секретаря, поставившего перед ним на стол чашку кофе. – Вы свободны.

Сенатор был нетерпелив по натуре. Поднявшись с постели чуть ли не в четыре утра, он уселся читать «Пост», дожидаясь момента, когда можно будет позвонить президенту, не рискуя показаться невежливым. Измученный долгим ожиданием, сенатор весь кипел, словно чайник на плите.

Не желая попусту терять время, он сразу перешел к делу.

– Я хочу увидеться с дочерью.

– Мне сказали, вы вчера ездили в Хайпойнт.

– Уверен, тебе так же сообщили, что этот шарлатан, который выдает себя за доктора, отказался пустить меня к ней.

– По ее собственной просьбе, сенатор. Кстати, вы по-прежнему принимаете таблетки от высокого давления? Что-то у вас лицо побагровело.

От подобной наглости, да еще при виде невозмутимости зятя, давление у сенатора действительно стало зашкаливать.

– Послушай, Дэвид, я хочу знать, что не так с Ванессой. Почему ее держат взаперти? Почему возле нее круглосуточно дежурит сиделка? Если ей настолько плохо, лучше поместить ее в клинику.

– Вы бы лучше успокоились, сенатор. Не то в клинику придется поместить вас самого. – Меррит подвел сенатора к дивану, заставил его сесть и затем устроился с ним рядом. – Вам известно, что Ванесса пьет. А алкоголь плохо сочетается с таблетками. Мы с Джорджем давно убеждали ее, и она наконец согласилась пройти лечение, чтобы избавиться от алкогольной зависимости.

– Зависимости? Неужели все настолько плохо, что речь уже идет об этом?

– С медицинской точки зрения нет. Я лишь повторил то, что сказала сама Ванесса. Но она поняла, что привычка выпивать несколько бокалов каждый день, если не остановиться сейчас, в будущем может привести к серьезным проблемам.

– Но почему она не поговорила со мной? Почему ты молчал?

– Я собирался, – вздохнул Дэвид. – Хотел спросить у вас совета, но Ванесса категорически запретила мне это делать.

– Но почему?!

– Думаю, ей просто было стыдно, Клит. – поднявшись, Меррит налил себе кофе. – Не хотела вас разочаровать. Вы ведь знаете, что вы ее кумир.

– Но она – вся моя жизнь! Она с детства привыкла приходить ко мне с любой проблемой, и я всегда помогал.

Ванессе было всего тринадцать, когда умерла ее мать, но сенатор тогда не испугался, что ему придется в одиночку растить подростка. Она всегда была папиной дочкой. С самого первого дня он буквально надышаться не мог на дочь. И уж, конечно, имел на нее куда больше влияния, чем покойная жена.

Конечно, он ее слегка избаловал, но это не страшно, считал сенатор. Есть люди, словно созданные для того, чтобы их баловали – и Ванесса как раз одна из них. А когда в юности врачи поставили ей страшный диагноз, для сенатора это стало еще одним поводом беречь и защищать дочь.

– Возможно, Ванесса решила, что пришло время ей самой решать свои проблемы, – предположил Дэвид. – Или просто не хотела вас волновать. Как бы там ни было, она умоляла меня не говорить вам ничего лишнего. Ничего помимо того, о чем будет сказано в официальном заявлении, тем более что это правда. Ей просто нужно время, чтобы оправиться.

– И надолго это?

– До того времени, как Джордж решит, что ее состояние стабильно. Ванесса с ним согласна. Она хочет снова стать такой, какой была до того, как потеряла ребенка. Не сомневаюсь, что она справится – особенно если станет регулярно принимать таблетки. Вы понимаете, что я имею в виду? – добавил он, предвосхищая следующий вопрос сенатора.

С этими словами Меррит взял в руки пульт от телевизора и сделал погромче звук. Сенатор уже заметил, что Дэвид во время их разговора то и дело косится на экран, как будто боится что-то упустить. Наконец, не выдержав, он повернулся посмотреть, что же так заинтересовало президента.

Репортер, стоя на фоне обуглившихся деревьев, почерневших от дыма камней и суетившихся пожарных, оживленно затараторил:

– Благодаря своевременному приезду пожарных и их слаженным действиям удалось помешать огню перекинуться на другие дома возле Дюпон-сёркл. В результате от пожара пострадал лишь один дом, – камера нацелилась на почерневшие, еще дымившиеся развалины. – Этим утром агенты ATF [9] и работники службы пожарной инспекции обследовали еще дымящиеся развалины, чтобы выяснить причину взрыва. Сверившись с записями, он продолжал: – Как удалось выяснить, дом принадлежит Барри Тревис, репортеру местного новостного канала независимой телестудии. Не так давно по телевидению с огромным успехом прошла серия репортажей мисс Тревис, посвященных проблеме СВДС. Есть основания предполагать, что сама мисс Тревис не пострадала при взрыве, однако где она сейчас, полиции неизвестно.