А пока он был доволен. Для одного утра вполне достаточно, решил сенатор.
– Оставь себе снимки, Дэвид. У меня имеются копии. Кстати, на тот случай, если ты прикажешь Спенсу подослать ко мне одного из своих головорезов, учти, что негативы и копия записи хранятся у моего адвоката. Вместе с моим распоряжением немедленно отправить все это в средства массовой информации, если обстоятельства моей смерти покажутся ему подозрительными.
Лимузин остановился перед домом сенатора.
Амбрюстер уже взялся за ручку, но Меррит схватил его за рукав.
– Вы пообещали, что будете молчать… А как насчет Барри Тревис и Бондюрана? Разве вы не заодно?
– С этой пустоголовой репортершей и человеком, соблазнившим мою дочь?! – моментально ощетинился сенатор. – Вот еще! Но… Впрочем, предоставь это мне. – он по-отечески похлопал зятя по коленке. – А ты пока подумай над моими словами и приходи. Уверен, мы договоримся.
Глава 44
Министр юстиции стоял у окна, заложив руки за спину. Барри оставалось только гадать, о чем он сейчас думает. Поверил ли он ей? Все время, пока длился рассказ, он то и дело перебивал ее, уточняя детали, а когда она закончила, встал и принялся расхаживать по кабинету, ничем не показывая, верит ли он, что она говорит правду.
Грей, устранившись, уставился в телевизор, по которому как раз шли новости. Во время пресс-конференции, которую президент дал в клинике, с губ его сорвалось сдавленное проклятие, однако едва только доктор подтвердил, что здоровье первой леди заметно улучшилось, как Грей заметно расслабился.
Само собой, Барри тоже была рада это услышать. Однако она не была бы женщиной, если бы не почувствовала при этом острый укол ревности.
Где-то на середине рассказа Барри заметила, что Дэйли задремал. Она тихонько порадовалась за него – только слепой не заметил бы, что бедняга устал как собака.
– Одного не понимаю, – обернувшись, пробормотал Йенси. – Почему миссис Меррит сама не обвинила мужа в убийстве? В чем причина?
– Страх, – не задумываясь, ответила Барри. – Она его до смерти боится, Билл. В тот день, когда мы с ней пили кофе, она была как на иголках. Не думаю, что причина в одном лишь маниакально-депрессивном расстройстве. Именно тогда она поняла, что дни ее сочтены, что рано или поздно он попытается ее убрать. Назначив мне встречу, она, так сказать, подала сигнал бедствия.
– А что насчет Джорджа Аллана? – Йенси покосился на Грея.
– Он просто марионетка в руках Меррита. На большее у него бы духу не хватило. Меррит держит его на крючке и заставляет плясать под свою дудку. Миссис Аллан многое нам рассказала.
– Это правда, Билл, – подтвердила Барри. – Думаю, она согласится выступить свидетелем на суде во время слушания этого дела.
– Дела? – фыркнул Йенси. – Нет никакого дела. У меня нет ничего, кроме слов двух подозреваемых, которых разыскивают по обвинению в похищении.
– Но ты-то нам веришь, – возмутилась она. – Знаю, что веришь, иначе ты бы не приказал привезти нас сюда. – Она подошла к нему. – Тебе так трудно поверить, что Верховный главнокомандующий может оказаться убийцей? Тогда взгляни. – памятник Вашингтону купался в первых лучах солнца.
– Это памятник президентам – всем, которые были. Кое-кто из них был трусом или негодяем, но ведь были и другие, порядочные, честные, верно? Они такие разные – высокие, коротышки, полководцы, государственные деятели. Кроме кресла, которое они занимали, объединяет их только одно – все они были людьми. На страницах учебников истории они, возможно, выглядят почти как боги, но это не так.
– Все они были просто людьми, со своими слабостями и недостатками. Они смеялись и плакали, злились и страдали запорами. Случалось, у них так же болела голова, как у обычных смертных, или было слабое сердце, или… – Она покосилась на Грея. – И они так же страдали от ревности. Дэвид Меррит знал, что жена ему изменяет. Она забеременела от другого. И он знал, что не вынесет этого. Поэтому он сделал то, что сделал.
Он делал это и раньше.
Эта мысль поразила ее, словно удар грома. Барри зябка поежилась. Фраза прозвучала так отчетливо, что ей показалось, будто кто-то произнес ее вслух.
– Что?
Йенси повернулся к ней.
– Я ничего не говорил.
– Ты сказала… – начал Грей.
– Погоди. – Барри подняла руку, требуя тишины.
Это внезапное откровение ошеломило ее до такой степени, что у Барри подкосились ноги – в буквальном смысле этого слова. Она сползла по стене на пол.
– Барри! – Оттолкнув Йенси, Грей бросился к ней. – Барри, что с тобой?
Из-за звона, стоявшего в ушах, его голос доносился до нее, словно сквозь толстый слой ваты.
Он делал это и раньше.
Где же она это слышала? Или прочла? Почему эта фраза засела в ее голове и всплыла только сейчас? И почему она уверена, что это так важно?
И вдруг Барри осенило – она вспомнила, где она это слышала, вернее, где она это прочитала. Что-то щелкнуло, и все кусочки головоломки встали на свое место. Теперь она знала ответы на все вопросы. Кожу под волосами стало покалывать.
– Барри, с тобой все в порядке? – Билл Йенси присел на корточки рядом с Греем. Он явно не знал, что делать.
– Да скажи же что-нибудь, черт тебя дери! – заорал Грей.
– Что происходит? – Проснувшийся Дэйли провел рукой по взъерошенным волосам. – Эй, что это с ней?
Дэйли, благослови его бог. Тысячу раз он повторял ей, что хороший репортер подобен археологу. Он копает, постепенно снимая слой за слоем, зная, как важно ничего не упустить. Не важно, насколько несущественной или бесполезной может на первый взгляд показаться какая-нибудь деталь.
Лучшие подсказки – те самые, что превращают обычный репортаж в сенсацию, способную заставить содрогнуться весь мир, как правило всплывают в самых неожиданных и неподходящих местах, таких, где бы никто и не подумал их искать.
Это же все время было у нее под носом! С самого начала! Оно – в том ворохе бумаг, который она прихватила с собой, когда ее уволили, и все это время таскала в сумке. Конечно, она проверила этот факт, но не придала ему особого значения. Ей и в голову тогда не пришло копать глубже.
Спокойствие, только спокойствие, одернула себя Барри. Может, это еще ничего не значит. Возможно, она ошибается. Возможно, это окажется тупик, однако чутье подсказывало ей, что в этот раз она напала на след.
Отпихнув мужчин, Барри вскочила на ноги.
– Мне нужно идти, – пробормотала она.
– Идти? Куда?
– Я… не хочу пока говорить. Скажу, когда буду уверена.
– То есть ты собираешься уйти, но при этом сама не знаешь, куда?
– Конечно, знаю, – нетерпеливо буркнула Барри. – Просто пока не знаю, что там найду. Возможно, что-то важное, а возможно, и ничего. Но мне нужно идти.
– Барри, – вмешался Йенси, – ты же понимаешь, я не имею права вот так тебя отпустить.
– Прошу тебя, Билл! Пошли со мной кого-нибудь… например, одного из маршалов США. Пусть даже наденет на меня наручники, мне плевать. Просто позволь мне уйти. Возможно, это даст нам подсказку.
– Какую подсказку?
– Вот этого я как раз не могу сказать!
– Но почему, черт возьми?!
– Пусть идет.
Это вмешался Грей. Изумленная Барри обернулась к нему. Взгляды их встретились – в его глазах она прочла то, о чем он до сих пор молчал. Безграничное доверие, которое он питал к ней.
В этот миг она поняла, что любит этого человека. Проклятье… любит всем сердцем.
– Пусть идет, – повторил Грей, глядя ей в глаза. – Она знает, что делает.
– Я чуть в обморок не грохнулся, когда вы сунули мне под нос рекомендательное письмо за подписью самого министра юстиции.
Заместителю начальника тюрьмы Футу [15] Грэму это имечко подходило идеально. Он ничем не напоминал растиражированного Голливудом шкафоподобного тюремного охранника – обходительный, худощавый и гибкий, точно хлыст, и вдобавок в очках в тонкой, почти незаметной оправе. Ему хватило деликатности не выказать ни малейшего любопытства при виде замызганного халата медсестры, в котором появилась Барри. На переодевание времени уже не было.